Жизнь до рождения

Ощущение неполноты. Ощущение, что всё время чего-то не хватает. Неизбывное: что бы он ни делал, как бы ни пытался развлечь себя, ничего не помогало. Конечно, можно было притвориться и на минуту-другую поверить, что всё стало хорошо – но это не его путь. Обман – неуважение, а себя он уважал: было за что.

Он не помнил, когда появилось это ощущение. Похоже, оно было с ним всегда, с самого… рождения? Есть ли у таких, как он, акт рождения? И если да, то как это выглядит со стороны? Вопрос, на который самому не найти ответа, а спрашивать других – слишком много чести им оказывать.

Память.

Со временем он понял, чего не хватает. Памяти о том, что было. Нет, не о том, что происходило с ним и вокруг него после осознания себя как личности. Каждый миг этой жизни он помнил ярко и чётко – так, словно всё только что закончилось. В каком-то смысле так оно и было: что такое день или год для того, кто неподвластен времени?

Но это была не вся память. Он хотел вспомнить, что было с ним до рождения. Именно там крылось то, что не давало ему ощутить себя полным.

Своими мыслями он не делился ни с кем из сородичей: к чему? Если они достаточно умны, то сами поймут то, что стало ясно ему. А если глупы, то воистину незачем тратить на них своё время. Дара его они всё равно не оценят по достоинству.

Раз за разом он искал способ проникнуть за туманную пелену, отделявшую его бытие «здесь» от бытия «до». Вотще: зыбкая кисея теней, словно дразня, впускала его в себя, но не давала продвинуться дальше ни на шаг. Призрачные голоса памяти шептали вокруг странные слова, в глубинах тумана на миг показывались контуры, которые могли – должны были! – быть ему знакомы… но узнавание не приходило.

Одно хорошо: он знал-таки способ если не забывать о жизни «до» и своей неполноте, то хотя бы частично отвлекаться от мыслей об этом. Помогала игра – самая интересная из всех, что были ему известны. Единственная, в которую стоило играть.

Игра в куклы – так он это называл. Нет, не те, которыми забавлялись дети. Что толку в мёртвой материи, не способной откликнуться на прикосновение, на призыв, на мысль? Какое удовольствие в том, чтобы класть, сажать или ставить куклу на то или иное место, если она заранее во всём покорна твоей воле?

Нет, его куклы были другими. У них были цели, у них были мысли, они провозглашали лозунги и вздымали над головами флаги. Клялись в верности предводителям и сражались во исполнение данных обетов.

А ещё у них были желания. Желания могли помочь сдержать обещание, а могли и отвратить от этого. Могли привести куклу к победе, а могли – к поражению, позору и смерти. Впрочем, если даже желания помогали победить, то после этого рано или поздно всё равно губили куклу.

Когда он только осознал себя, то увидел, что куклы всю свою жизнь проводят в борьбе со своими и чужими желаниями. И понял, как будет играть.

Куклы не понимали главного. Они боролись с желаниями. Вешали на них позорные ярлыки, не осознавая, что тем самым бесчестят самих себя – ведь это их желания. Куклы наказывали себя за желания, истязали себя.

Они делали всё, что угодно, вместо того, чтобы попытаться понять желания и научиться жить вместе с ними. Идти вместе одной дорогой. Он нашёл это интересным. Он нашёл это забавным.

Он начал играть.

«Погоди, не торопись, - в один прекрасный момент слышали куклы призрачный голос у себя в голове, так похожий на их собственный. – От чего ты так бежишь? От женщины, которую возжелал? Но почему? А, она принадлежит другому? Но позволь, это же полная чушь. Как может живой и свободный человек принадлежать кому-то? Все эти условности – суть предрассудки, навязанные светлыми. А знаешь, для чего? Чтобы контролировать вас, чтобы повелевать вами. Пожелал чужую жену – грешник. Возмечтал о богатстве, большем, чем у других – корыстный грешник. Возгордился, став искусным воином, и пожелал занять место предводителя – грешник и предатель. Но посуди сам: разве те, кто уже богат, знатен и искусен с оружием, родились таковыми? Нет, они, как и ты, добивались успеха шаг за шагом. Однако их почему-то никто и не думает судить. Наоборот – это они судят других. Странно, не правда ли?.. а я тебе скажу, почему так: они боятся. Боятся, что по их следам придут молодые и дерзкие и отнимут завоёванное. Вот вас и сковывают запретами, вот вас и учат послушанию… только бы вы не смотрели наверх. Несвободный не станет великим. Так хочешь ли ты, чтобы тебя и дальше лишали свободы, запрещали желать?».

Куклы были разными. Одни прислушивались сразу, другие боролись долго… очень долго, чем только радовали его, ибо самое прекрасное в игре – она сама, а победа означала её конец.

И всё же даже игра не могла заставить его забыть о жизни «до». О том, про что он знал наверняка только одно: это было. Но что – было? И было ещё кое-что.

Искушение.

Он хотел знать, кто дал ему это имя. Имя-суть, имя-он, имя-жизнь.

Ангел стал искать встреч с сородичами, к которым ранее был безразличен. Смотрел им в глаза, смотрел – за глаза. Дальше – туда, где находилось средоточие жизни.

Искушение искал, не зная точно, что же ищет, но прошло время, и он понял.

Существовало отличие. Почти неразличимое, на самом дне глаз. Когда ангел впервые осознал, что же это за отличие, то на краткий миг застыл, подобно обычному смертному, поражённому некоей внезапной идеей.

Ощущение полноты.

Были ангелы, чьи взгляды были полными. Эти сородичи знали о себе всё.

Мироздатель у Света. Справедливость у ангелов Нейтралитета. Одиночки Лорд Разрушитель и Пересмешник. Ангелы стихий.

Мусорщик у Тьмы.

Нет, Искушению так и не удалось посмотреть Мусорщику прямо в глаза: тот уклонялся, то скрывая их за тяжёлыми веками, то отводя в сторону. Зато Искушение встретился взглядами с остальными ангелами Тьмы: Волынщиком и Падальщиком. Оба сородича несли в себе всё ту же неполноту, ту неразгаданную тайну собственного бытия, которая жила и в нём самом.

И тогда Искушение решился. Он позвал на встречу Падальщика и Волынщика и стал говорить с ними о том, что беспокоило его. Ему повезло, он не прогадал. Сородичи, не больно-то жаловавшие его своим расположением за легкомысленность и пренебрежение делом Тьмы (как они его видели), на этот раз с самых первых слов стали слушать очень внимательно.

Впрочем, долго говорить ему не пришлось. Они трое хорошо поняли друг друга – и вместе отправились к Мусорщику искать ответ на их общий вопрос.

- Вы пришли. Вместе. Условие выполнено, - Мусорщик окинул троих ангелов взглядом. Опустил глаза. – Что же… значит, не зря я считаю Тьму единственной силой, достойной владеть миром. Все прочие блуждают в тумане, как слепые котята – если вообще понимают, что с ними что-то не так.

Мусорщик шагнул к сородичам, улыбнулся.

- Так узнайте же, пришедшие вместе! И пусть наша Сила правит!

Тьма обняла ангелов своими крыльями, и они увидели.

…Мусорщик страдал. Он ясно видел цель, к которой надо было идти и вести за собой Тьму. Он видел и пути, которые ждали его и верное ему воинство. Но шёл слишком медленно. Каждый шаг в нужном направлении давался дорогой ценой. Он, стратег, вынужден был то и дело отвлекаться. В мире вспыхивали войны, большие и малые. Воины Тьмы взывали о помощи, и кому, как не ему, должно было откликаться на призыв? И Мусорщик, конечно, помогал, понимая, что в одиночку ему не претворить планы в жизнь.

Но адептам тёмного требовалась и другая помощь. Далеко не все хотели торить свой собственный путь к силе и славе. «Мусорщик, научи!.. Мусорщик, покажи!.. Мусорщик, дай мне оружие, чтобы я всех сокрушил во имя Твоё!.. Мусорщик… Мусорщик… Мусорщик…».

Он мог, конечно, промолчать. Мог возложить надежды только на тех, кто шёл к цели сам. Рыцарей Тьмы, которые давно заслужили его уважение уже тем, что умели ждать, терпеть и бороться, стиснув зубы. Но таких было слишком мало.

Какое там: даже всё его воинство, вместе со всеми ленивыми мошенниками (которые, в конце концов, вполне годились на роль пушечного мяса, а большего им и не светило), всё равно не могло воплотить планы Ангела Тьмы в жизнь. Нужно было больше воинов. А значит, Мусорщику снова приходилось отвлекаться – на то, чтобы соблазнять колеблющихся, переманивать адептов других Сил, укреплять веру в тех, кто встал под знамёна Тьмы.

А когда Ангел, наконец, поднимал голову, то оказывалось, что разработанную ранее стратегию надо было менять: мир изменился, и для достижения цели требовались другие пути и другие шаги.

Бег по кругу казался бесконечным. Осознавая это, Мусорщик страдал. Пока не был найден выход…

- Ты, - Мусорщик посмотрел на Падальщика. – Военачальник. Ведёшь войска в бой. Твоя жизнь – сражения, и иного тебе не надо.

- Ты, – Мусорщик встал перед Волынщиком. – Вдохновитель. Ведомые тобой стремятся к вершинам.

- Ты, - Мусорщик улыбнулся Искушению. – Искуситель. Пополняешь наши ряды, ослабляешь врагов.

- Мы, - отойдя на несколько шагов, Мусорщик оглядел всех троих ангелов по очереди. – Тьма. Вы жили во мне, вы были – я. Ныне – живёте сами. Так вспомните же всё, что помню я, и пусть Тьма – правит!