Немного синего неба в свинцовых тучах

Дождь лил уже несколько недель, превращая давно заброшенные и перепаханные гусеницами танков поля в болото. Сапоги почти по щиколотку проваливались в жидкую черную грязь, дождь заливал глаза, усложняя и без того нелегкую задачу. Варя отпустила ворот шинели, стерла воду с лица и прерывисто выдохнула - надо было хоть немного передохнуть, пальцы уже почти не слушались и предательски разжимались. Она тихонько, лишь бы не услышали, всхлипнула, убрала с лица мешающую прядь и быстро подползла к лежащему на шинели мужчине, заглянула в лицо, проверила бинт на груди - как он? Мужчина был совсем плох. Высокий, крупный, как говорят, косая сажень в плечах, в нем было много жизни, много силы, но она постепенно вытекала с каждой каплей крови, струящейся из раны, пропитывающей повязку. Если поначалу он еще пытался ей помогать, подбадривал, то сейчас лежал с приоткрытым ртом и шептал в бреду что-то бессвязное и неразборчивое. Гимнастерка, бинты, шинель были насквозь мокрые, грязные и поди разбери - от крови ли, от воды. Надо было спешить, ох как надо. Не только из-за состояния раненного, но и из-за того, что короткое время затишья, прерываемое редкими выстрелами, могло взорваться новой канонадой в любой момент. Черная линия окопов уже четко виднелась впереди, большую часть пути она осилила. Ну, еще немного.

Варя приподнялась, уцепилась за шинель руками, потянула и упала. Руки не захотели слушаться и пальцы разжались, подвели ее. Она повернулась на спину, давая дождевой воде смыть с лица капли грязи и закрыла глаза. Сил совсем не осталось, зато отчаяние накатило такой волной, что она почти задохнулась от рвущихся из груди рыданий. В голове упрямо закопошилась подленькая мысль: "А если его бросить? Бросить и уползти самой. Он и так уже не жилец, может, он уже мертв. Ты ничего этим не добьешься" Варя ужаснулась себе - как такое вообще можно было подумать?! Быстро-быстро подползла к лежащему человеку, приложила к груди голову, дрожащими мокрыми руками нащупала пульс. Мужчина был жив, но пульс она уловила с большим трудом.

Она всмотрелась в его лицо - отсюда в таком положении он вдруг показался очень похожим на Вариного папу. Не обычного, каждодневного, а такого, каким она его увидела один-единственный раз - перед уходом на фронт. Он стоял у крыльца в полном боевом облачении, подходило время отправки, а мама все никак не могла отпустить его. Все прощальные слова были сказаны, но она стояла, вцепившись в рукав его шинели, и смотрела на мужа несчастными отчаянными глазами. "Ну, Мил, ну ты чего, мне уже идти пора" ласково говорил он, отбирая свою руку и, хоть глаза его оставались добрыми и мягкими как всегда, лицо уже не было обычным, оно было "военным", жестким. Мама долго потом плакала и каждую ночь Варя слышала из родительской спальни тихие всхлипы. А спустя три месяца пришла похоронка. С тех пор маму словно выключили. Она продолжала ходить, разговаривать, делать домашние дела, но совершенно безэмоционально, голос был серым и безжизненным, ломким, словно сухой букет полевых цветов, что незадолго до отъезда принес папа. Она внезапно очнулась только когда узнала, что Варя окончила курсы медсестер. Людмила держала дочь за плечи, а в глазах ее наконец-то видны были эмоции: ужас и отчаяние. "Я не отпущу тебя" - повторяла она - "Даже не смей думать, ты еще вчера была школьницей! Не отпущу!" Девочка сдалась, пожалев мать. Но женщина просто таяла на глазах, пока не слегла, подхватив где-то тяжелый грипп, да так больше и не встала. Варя осталась одна. Раздумывала, что теперь делать, она не долго. На фронте нужны были медсестры, а курсы она, все же, окончила. И вот...

Тяжелые тучи над головой истощили свой запас воды. Из них моросил теперь мелкий противный дождик. Варя несколько раз еще пыталась сдвинуть с места свою тяжелую, но важную ношу, но ничего не выходило. Силы ее иссякли, измученное тело просто отказывалось слушаться. Ей казалось, что прошла уже целая вечность, хотя едва ли минуло 10 минут. Она повторила еще одну попытку и услышала тихий, словно шелест, шепот:

- Сестричка! Не мучайся, брось меня, дочка... Тебе еще жить, да жить... Слышишь?

Варя внезапно разозлилась.

- Да за кого вы меня принимаете? Неужели вы думаете, что я не смогу?! Нееет, я не сдамся, так и знайте! Ишь, раз здоровый такой, то думаете, что командовать можете?! Вот лежите и не шевелитесь! И дождь еще этот! Чтоб ему! Ничего, все равно справлюсь!

Она изо всех сил сжала ворот шинели и протащила ее несколько шагов. И еще, и еще метр, еще чуть-чуть. Темная полоса окопов все приближалась и приближалась, там была помощь, там были свои. Вряд ли ползущую девушку можно было сейчас увидеть оттуда, но зато Варя их видела и это подкрепляло ее невесть откуда взявшиеся силы. И тут мужчина, лежащий на шинели тяжело закашлялся, на губах появилась кровавая пена.

- Нееет, нет! Немножко же осталось! Я не успею!

Варя бросилась к нему, оглянулась на стену укреплений. Помощь нужна была срочно. Она решительно вздохнула и выпрямилась во весь рост:

- Эйййй! Товарищи, помогите! Мы тут! Нужна помощь! Помогитееее... - разнесся над землей звонкий девичий голос.

Она видела, как отделяются от темной полосы несколько фигур, ползут, а то и перебегают в ее сторону. Слышала, как звенит эхом ее голос... Чувствовала, как под лопатку словно укусила пчела, как потекло по спине вниз что-то горячее... "Кровь" - поняла она. Она видела над собой серость, падающие капли дождя и маленькое окошко в тяжелых темных тучах. Там, наверху было солнце и невозможно прекрасное синее небо. Это было неожиданно и удивительно, словно давно желанный подарок, полученный без повода. "Спасибо" - одними губами прошептала девушка - "Спаси..."

- Эй, просыпайся, засоня! Мы скоро выходим! - кто-то шутливо подергал за ногу, шаги быстро потопали дальше.

Она провела рукой по мокрому лицу, по влажной ткани под щекой. Подумалось: "Проклятый дождь!" Стоп... Погодите... Какой дождь? Она же в палатке. Села, вытирая слезы рукой. В приоткрытый полог, прямо ей на лицо, падал ослепительно яркий солнечный луч. Она не стала прятаться, и закрыла глаза, ощущая кожей блаженное тепло. Как она любила солнце, как же не хватало ей его тепла той промозглой осенью! Нет! Стоп, опять не то! Сейчас лето, жаркое и сухое. На дворе уже следующий век. Она в походе с друзьями, а родители живы-здоровы (тут захотелось трижды сплюнуть через плечо) сидят сейчас дома в их городской квартире. Да и вообще, не Варя она, а Алена! А эта осень, грязь, умирающий человек на шинели, горячая струйка крови по спине - это лишь сон.

Наслушалась вчера вечером рассказов их проводника, увлекающегося историей. Про кровопролитные бои в этих местах, про то, сколько людей тут погибло, про героизм простых ребят, таких же молодых, как сидящие сейчас вокруг костра. Может даже как раз там, где был разбит их небольшой лагерь, много-много лет назад лилась кровь и кто-то отдавал свой последний вздох кусочку синего неба в свинцовых тучах. Опять этот сон, никак не желает выходить из головы! Ребята тогда разошлись по палаткам впечатленные и пришибленные. А они с подругой долго лежали в своих спальных мешках, обсуждая услышанное, так и уснули. Вот откуда этот ужасный сон. Все просто.

Алена потрусила головой и вылезла из палатки. Остальные уже собирались. Налетела, защекотала подруга:

- Ну ты и соня, давай скорее собираться! А то Димка пугал, что без нас уйдут, если будем копошиться! Давай, давай!

Следующий час прошел в сборах. И скоро они уже бодро топали под горку, на которой пришлось заночевать. Сон почти выветрился из головы, ребята вокруг весело болтали. Пока кто-то не позвал: "Эй, подойдите сюда! Помните, Дима вчера рассказывал?" Чуть в стороне от протоптанной тропки, там, где начиналась лесополоса, стоял небольшой крепко сколоченный крест. На нем была прибита табличка с выдавленными буквами: "Степцова Варвара Степановна. 1925 - 12.X.1942".

Шумели деревья, чирикали, радуясь новому дню, птицы, стрекотали кузнечики. Молодые люди стояли в молчании, опустив головы, у могилы своей ровесницы и только одна девушка горько плакала, закрыв лицо руками.