Внутренний свет

В парке на скамейке сидела немолодая женщина. Александра. Глаза у нее были полны слез. Теплый солнечный майский день. Погодка, как на заказ, живи да радуйся. Молодые мамочки с колясками и детьми постарше, влюбленные парочки и пары посолидней, просто компании друзей…

Ей нравилось наблюдать за счастливыми людьми, она при этом вроде как черпала и для себя частичку какого-то отдохновения что ли, будто капельку счастья получала. Потому и любила бывать здесь. А сейчас тяжесть давила сердце. Как, ну как ее угораздило потерять по сути семейную реликвию...

Малыш, копавшийся в песочнице неподалеку, подбежал к позвавшей его маме, которая присела с книгой на соседней скамейке. Звонкий голосок вернул в реальность. Мальчик пнул ножкой мячик, побежал за ним, остановился около скамейки и внимательно посмотрел Александре в глаза.

- Ты почему плачешь?

Наивный детский вопрос. Не объяснить ребенку…

- Я не плачу, милый. Это просто ветер ... глаза слезятся на ветру…

Малыш вернулся к маме, о чем-то пошептался с ней, пошуршал пакетом, стоящим здесь же на лавочке, и опять подошел:

- На. Не плачь.

Он протянул печенье.

Александра с трудом удержала готовые вылиться слезы и улыбнулась ребенку.

То письмо-треугольник пришло в далеком сорок втором. Отец писал, что ранен и находится в госпитале в Туле, беспокоился о детях. Особенно о маленькой Александре, которой не исполнилось и года: девочка родилась через месяц после начала войны. Письмо удивительным образом быстро дошло в Москву, и мама не раз потом рассказывала о той поездке, как тогда сразу стала собираться в дорогу, оставив детей со своей матерью.

Странная штука жизнь: уцелев на фронте и вернувшись с войны, отец через 11 лет, в возрасте 41 года, умер на операционном столе во время в общем-то простой операции. Увидеть внуков он не успел.

Страна оправлялась от войны. Пережив столь тяжелые годы, люди снова радовались жизни и смотрели в будущее с воодушевлением и надеждами. Работа спорилась, души были тронуты каким-то внутренним светом: мы не просто выстояли, мы победили, и теперь все будет хорошо, все преодолеем, все послевоенные трудности.

Дети вырастали, создавали свои семьи и давали жизнь уже своим детям. Родители старились. Война прошлась по всем, так или иначе; дорогой ценой была оплачена победа. Но чаще в своих семьях фронтовики особо и не рассказывали о военных буднях. И вспоминали события тех лет, лишь видясь с однополчанами. Это ведь только с годами такие встречи стали регулярными, обрели большую значимость и даже какую-то святую обязательность для фронтовиков. А сразу после войны, по крайней мере, в окружении той женщины, что плакала сейчас на скамейке, такого не было. Как-то ее собственная дочь попыталась расспросить своего деда-фронтовика о том, как там было, на войне. На что тот отмахнулся: «Да как… на войне как на войне». Вот и весь сказ. Хотя ему было, о чем рассказать девочке. Награды убирались в дальний угол, вместе с документами, и надевались далеко не всеми даже на праздники. Вот такая скромность. Все же воевали тогда. Не удивить наградой в то время.

Не сохранились в семье Александры и фронтовые письма. И как же она радовалась, когда вдруг по прошествии лет случайно нашла в старой материной шкатулке с разными дорогими сердцу мелочами это, всего одно письмо-треугольник. Держа в руках листочек, помятый и начинающий желтеть от времени, с кое-где уже плохо читаемым карандашным текстом, она испытала нечто такое, будто прикоснулась сама к частичке истории жизни своей страны в этом письменном обращении отца к ее матери. Александра бережно убрала письмо. У нее было странное ощущение: этот листочек словно генерирует какую-то невидимую силу, будто тотем их рода, притягивает, побуждает еще и еще раз развернуть его и – в который раз – прочитать.

Собираясь на прогулки, Александра стала брать письмо с собой: выходя из дома, вкладывала его в книгу. Недалеко от дома был чудесный парк, где она любила иногда пройтись по аллеям, но чаще посидеть за чтением либо наблюдая за прогуливающимися по дорожкам и вокруг фонтана людьми. Там же было любимое ее кафе, куда она заходила выпить кофе с пирожным.

В этом парке Александра испытывала состояние некой отстраненности от реальности: мысли теряли четкость, а повседневные заботы расплывались в тумане наступающего спокойствия и уже не казались такими прям уж и заботами. Иногда она могла часами сидеть с раскрытой книгой, не прочитав ни строчки. А спроси, о чем она думала – сказать не смогла бы. Просто было ощущение внутреннего восстановления от треволнений, подкидываемых жизнью, которая особо не баловала ее.

Но последняя неприятность выбила из колеи. Присев на скамейку, где обычно любила проводить время в парке, открыв книгу, женщина не нашла в ней того фронтового письма. Сто раз перетрясла книгу, сумочку и осмотрела пространство вокруг скамейки, понимая, что последнее глупо точно: книга только сейчас оказалась у нее в руках, а сумочка до этого не открывалась. Вчера письмо было на месте: уходя из парка, она как обычно вложила его между страницами, где закончила чтение. Тем не менее, потеря повела ее по дорожкам парка, где она сегодня гуляла. Александра понимала, что просто даже теоретически письма там не может быть. Но ноги сами вели ее по всем аллейкам. Душа трепетала тревогой в понимании, что все эти поиски бесполезны, и тем не менее надежда… вы же знаете, как это бывает… а вдруг. Нет… тщетно…

Проснувшись на следующий день, Александра ощутила себя больной. Вернувшись вчера из парка, она настолько была расстроена потерей письма, что машинально выпила молока из холодильника, прилегла на диван и уснула. Вот теперь горло болит. Плюс так горько на душе. В общем, комплект удовольствий и физических, и моральных. Измерила температуру. Ничего себе, еще и это! Весь день пролежала, есть ничего не хотелось, все мысли были о письме. Телефоны отключила. Надо понять, где в принципе могло быть потеряно письмо, а мыслей-идей не было. Совершенно измучившись, забывалась в поверхностном сне и снова просыпалась с мыслями об утрате. Это не просто письмо. Это то, что сохранилось в семье как посыл родного человека из прошлого. Что с годами обретало все большую и большую ценность. Этого нельзя было терять. Александра корила себя, что вынесла письмо из дома. Но в ее по сути одинокой жизни (дочь вышла замуж и уехала в другой город, муж же непутевым оказался, давно расстались) письмо это давало ей будто подпитку силами рода, ибо, открывая его, она уже не чувствовала себя одинокой.

Прошла неделя. Зазвонил телефон. Встреченная не так давно в парке подруга дальних юношеских лет вернула на некоторое время в реальность.

- Аля, ты чего расхандрилась? Поправляйся давай, надо встретиться. Повспоминаем молодость, кофейку попьем. Не разлюбила еще свои пирожные?

В голове всплыли картинки детства, когда они прижимались носами к витринам кондитерской в Сокольниках, разглядывая выставленные там пирожные. Милые Сокольники... вся жизнь тут. Переулок, где она родилась и росла. Затем - новая квартира, казавшаяся хоромами после их коммуналки. Или в детстве все кажется большим? Школа, взросление. Первые робкие чувства. Как давно все это было… И интересно, как могла бы сложиться ее жизнь, если б пойти иной дорогой. Ведь можно было выбрать иную профессию, иного супруга… И вот сейчас, оглядываясь на прошлое, Александра перебирает мысли в голове: как же много всего в жизни было и какая же разная в разные периоды была эта самая жизнь, как много довелось всего увидеть! Сказал бы кто раньше, что предстоит увидеть – искренне удивилась бы и не поверила, а сейчас.. воспоминания… До чего же быстро несется время, когда ты не молод. В детстве годы тянулись. Лето казалось бесконечным. Как и другие времена года. Сейчас же дни мелькают. Неделя за неделей.. месяц за месяцем. Вот и год прошел. А вот и снова лето.. Ммм... уже осень.. эх… А вот и очередная зима на подходе.. Ух, ты, весна уже ощутима в воздухе! Скоро опять тепло. Круговорот погоды-природы - мелькают годы...

Письмо.. письмо..

Звонок в дверь поднял Александру с кровати. Открыв, она увидела парня, часто обслуживающего ее в парковом кафе. Он протянул ей бумажный треугольничек.. такой знакомый, такой родной…

- Это не ваше?

- Неужели?! Боже…

На секунду в глазах стало темно. Не веря происходящему и уже отчаявшись найти письмо, женщина схватила дорогой листок.

- Милый вы мой... откуда?! Где вы взяли его? И как узнали, куда, кому надо его принести?

Парень улыбнулся:

- Ну, вижу, что по адресу доставил. А то сомневался. Думал, может, в музей отнести. Реликвия. Вещь с войны. Не было уверенности, что письмо ваше. Оно было на столике в кафе. Сдвинуто под меню. После вас ребята, севшие за этот столик, нашли и передали мне его. Видно же, что вещь ценная. Я потом вспомнил, что вы в тот раз уйти торопились, когда кто-то позвонил вам по телефону, сунули книгу в сумку и вышли из кафе. И с тех пор у нас не появлялись. Вспомнил тот эпизод, сопоставил факты и подумал, что скорей всего письмо ваше. Хотя не был уверен, что найду вас вне кафе.

- Но как же вы адрес узнали? Адрес. Куда нести нужно это письмо…

- Адрес?

Парень улыбнулся немного снисходительно.

- Он же на конверте написан. Ну не на конверте. На треугольнике этом. Единственное, я не знал наверняка, кто теперь по этому адресу живет. Время же прошло…

Потом они долго пили чай на маленькой уютной кухоньке, и Александра не знала, чем еще угостить своего дорогого гостя, все предлагая и предлагая разное варенье: хотелось, чтобы все попробовал.

- Ай, угодили! Вот ведь вкуснотища.. у вас тут свой ассортимент. Впору собственное кафе открывать, чаепития с домашними вареньями.

Парень подмигнул хозяйке и встал из-за стола, собираясь уходить.

- Пора мне. За девушкой заехать надо. С ребятами встреча. Так что сегодня у меня прям день визитов. Плавно перетекающий в вечер.

Он опять улыбнулся.

Закрывая за гостем дверь, Александра ощутила, что в душу ее будто вошел какой-то свет. Свет неугасимый, мерцающий, будто убаюкивающий своим спокойствием. И чистый-чистый. Святой в этой своей чистоте. Неравнодушие..

Живите, дети, не растеряйте неравнодушие свое.. это одна из ценностей вечных